А.В.Каюрин «О демократии как власти демократов на примере Кушвы”
В великую годовщину, в торжественно радостные дни десятилетия Октября мы, дожившие до этих дней, не должны забывать тех, кого среди нас нет, и на чьей крови окрепла победа пролетариата.
То, о чём я пишу, является маленькой каплей в море крови и ужасов, насилий и произвола, принесённых на Урал “освободителями от власти узурпаторов большевиков”. Произошло это в маленьком захолустном Кушвинском заводе, а сколько на Урале и Сибири было подобных заводов, сёл и деревень, где творились ещё более ужасные расправы белогвардейцев, это памятно всем.
В ночь на 2 Декабря 1918 года белые с трёх сторон обложили Кушву. Вот, вот отрежут они последний путь к отступлению на Пермь. Спешно эвакуируется последнее имущество и подвижной железнодорожный состав. Отходят последние цепи измученных упорными боями, голодных, разутых солдат Красной Армии.
На рассвете белые заняли вокзал, предварительно обстреляв его алтилерийским огнём с подошедшого со стороны Баранчи броневика. Оставшиеся из не эвакуированного населения жители толпами вышли встречать белых. Многие из них ждали белых как избавителей от большевиского гнёта, демократов, несущих с собою хлеб, свободу и справедливость. Многие из них скептически улыбались, читая в газете “Красный Набат” о порках, расстрелах и насилиях, творимых белыми. И белые с первых же часов их власти в Кушве подтвердили и даже превзошли то, что писалось о них в советских газетах.
Только что заняв станцию и завод, утром же белые около станции на глазах мирного населения расстреляли шесть пленных китайцев. С этого и началось внедрение “демократических” принципов власти в завоёванном заводе.
Около вокзала, за милыми домами была найдена сухая яма-колодец, в которой оказалось несколько трупов. Белые решили, что это расстрелянные большевиками заложники. Привели троих пленных красноармейцев, заставили их достать из колодца разложившиеся трупы “мучеников”. Измученные, избитые красноармейцы выполнили это, после чего тут-же на месте были насмерть запороты белыми.
Так было на вокзале. В заводе-же происходило следующее. Там расправлялся известный, кроме Кушвы, ещё и Верхотурью, а после Чусовой палач Киселёв со своим отрядом. Третий этаж здания большого “Общественного Собрания”, ныне “Рабочий Клуб им. Кузьмина”, был превращён в застенок. Семь комнат его в первый-же день власти белых были битком набиты арестованными. Арестованных было столько, что не только лечь, но сидеть приходилось на ногах другого товарища.
Два первых дня для арестованных прошли спокойно, если не считать словесных издевательств и отдельных ударов плетью или прикладом. Белым было не до нас, они устраивались на новых квартирах. Арестованные сидели голодом. Кстати, за два месяца существования этой тюрьмы белыми арестованным не было дано и куска хлеба. Питались они исключительно передачами с воли, благо большинство их были местные жители, с теми-же, кто передач не имел, по братски делились товарищи.
На третью ночь началась “разгузка” тюрьмы. В эту ночь расстреляли тов. Эдемана и Дружинина. Первый был комиссар земледелия совдепа, а второй председатель фабзавкома. В дальнейшем не проходило ночи, что-б арестованные не провожали на расстрел кого либо из товарищей. В первые-же ночи были расстреляны товарищи Молочников, Портных, Шубин, Овщинников, Смирнов, Трубников и много, много других.
Расстрелы производились без допроса и суда, хотя для формы в заводе и существовала следственная комиссия, в которой были от жителей Кушвы монархист Валов, кадет Поляков и соц.рев. Смирнов и офицеры Путилин, Суворов и Крымановский. Эта комиссия ничего не делала, да и не могла ничего сделать. Решения её игнорировались комендантом завода Киселёвым, а потом Путилиным и ещё позднее Медведевым. Только воля коменданта была закон.
Ложась спать, арестованные не знали, будут ли завтра живы, т.к., повторяю, не следствия, не суда не было. Просто приходили ночью, вызывали по списку, раздевали и в одном белье уводили к шахте Половинка, где и расстреливали. За что расстреливали? Расстреливались не активные работники Советской Власти – те все эвакуировались. Расстреливались те, кто по той или иной [3] причине попался в руки белых. Достаточно было доноса, что ты большевик, и это было тебе смертным приговором.
Вот шестидесятилетний старик Шубин, слесарь депо ст. Кушва. Беспартийный, ни в какой организации не работавший. Он ещё летом, за полгода до прихода белых в ссоре с соседом погрозился пожаловаться на того в совет. Вот всё преступление Шубина. При занятии Кушвы белыми сосед Шубина заявил белым, что Шубин большевик, и того после ареста на другую-же ночь расстреляли.
Кроме расстрелов белые широко пользовались другими видами издевательств и мучений над арестованными. Редкий из них не был избит или выпорот плетьми или шомполами. Избиения производились без всякого повода к тому. Как я уже говорил, арестованные сидели в третьем этаже дома Общественного Собрания. Во втором-же этаже “благодарное население”, состоящее из вернувшихся с белыми буржуев и, к стыду их, многих интеллигентов, почти ежедневно чествовали “освободителей” самыми бесшабашными кутежами и оргиями. И вот ночью перепившиеся “удалые добры молодцы” из золотопогонной сволочи вваливались в камеры, выстраивали арестованных и по “физиономии” определяли “комиссаров”. После чего начиналась кошмарная история. Били до потери сознания. Били плетьми – непременной принадлежностью каждого белогвардейца. Топтали ногами, обращали человека в кусок мяса и забрасывали под нары, где избытые днями лежали без движения. О какой бы то не было медицинской помощи нечего было и думать. За больными ухаживали товарищи, перевязывая раны бинтами из рубашек, снятых с себя. Избиения происходили ежедневно и всегда на глазах других арестованных. А те стояли и ждали своей очереди.
Не церемонились победители и со своими единомышленниками из населения Кушвы. Так в один их Декабрьских вечеров во втором этаже давался очередной бал в честь стоявшего в то время в Кушве со своим полком полковника Казагранди. В разгар бала пьяный Казагранди при всей честной компании в зале облапил понравившуюся ему даму. Кавалер этой дамы, юный студент, обратил внимание Казагранди на некорректность его поступка словами:
– Товарищ полковник, нехорошо!
– Товарищ? – переспросил Казагранди и, обращаясь, к коменданту крикнул: – Взять! На верх!
Привели к нам незадачливого рыцаря, следом пришол Казагранди и распорядился:
– Двадцать пять!
После экзекуции бедный рыцарь ушол, пошатываясь, забыв, на потеху палачей, новенькую форменную фуражку.
19 декабря 1918 года
Кушвинский кошмар продолжался всю зиму, и только к весне оставшихся в живых товарищей отправили на новые мучения в Николаевскую Туринскую тюрьму, где при отступлении белых летом 1919 года многие из них по дороге к Ирбиту были зарублены белыми.
Кошмарные подвиги белых открыли глаза населению Кушвы, как и везде, где были белые, на истинную природу белогвардейской власти. И когда в незабываемые июльские дни 1919 года Кушва была снова занята Красной Армией, Кушва дала в неё не одну сотню добровольцев. Память-же о погибших товарищах крепко живёт в сердцах Кушвинцев. Памяти их и я посвящаю настоящие воспоминания. И пусть эти строки, напомнив о пережитом Уральскими рабочими кошмаре, заставят сильных и уверенных крепче сжать зубы и ещё увереннее итти по пути строительства социализма, а слабым и шатающимся напомнят, что несут с собой “демократические власти”.
А. Каюрин
Свердловск. Ул. Шейнкмана №42, кв. 5
Александр Васильевич Каюрин
26/Х-1927 г. [6]
ИЗ КОШМАРОВ ПРОШЛОГО
(К кровавой годовщине, Декабрь 1918 – Декабрь 1919 г.)
За восьми месячное владение Уралом белогвардейцы во всех без исключения заводах оставили о себе память в виде ряда расстрелов, безчинств и насилий. Особенно развернулась во всю эта публика с конца ноября, когда власть была в руках миниатюрного Тамерлана Колчака со сворой “Аненковцев” и им подобной опричнины.
Были безчинства и ранее, были насилия и тогда, когда у власти были учредиловцы. И тогда господа из стана приверженцев директории не стеснялись в способах расправ с иначе мыслящими, но тогда расправы делались под сурдинку и не носили характера правовой вакханалии, как это стало делаться при Колчаке.
После ноябрьского переворота для расправ с полонённым населением Урала Колчаковцами были вызваны к жизни приёмы проклятой памяти средневековой инквизиции. Массовые расстрелы, пытки, истязания плетьми, самый беззастенчивый грабёж имущества, насилие стало бытовым нормальным явлением. Во что ценилась жизнь граждан, особенно показало это пребывание борцов за культуру на Кушвинском заводе.
Кушвинский завод был сдан белогвардейцам 3 декабря т.г. С занятием завода Колчаковскими войсками возвратились бежавшие к ним летом жители Кушвы из числа буржуев, царских офицеров и нескольких инженеров, и с первого же дня по указанию их начались аресты.
Первыми арестованы были жители Кушвы товарищи Эдман, Чепурных, Дружинин с женой и железнодорожники Шубин и Каюрин. Местом заключения был третий этаж здания бывшего общественного собрания. Два дня арестованные провели благополучно, если считать благополучным сидение в наглухо затворённой комнате без воды и пищи. На следующие дни начались аресты уже не одиночные, а массовые. К этому времени стали возвращаться эвакуировавшиеся из Кушвы товарищи, но вынужденные возвратиться по случаю занятия белыми Чусовской и Перми. Все поезда со стороны Перми оцеплялись солдатами на ст. Гороблагодатская, и всех возвратившихся товарищей задерживали и по спискам, откуда то выявившимся у коменданта завода Киселёва, арестовывали, и через несколько дней здание общественного собрания было переполнено ими. Большинством арестованные были люди совершенно не причастные к революционному движению. Эти люди арестованы были по оговору местных жителей, буржуа и монархистов, с приходом белогвардейцев ставших хозяевами полномочия. (положения?)
В первое время для разбора дел арестованных была организована следственная комиссия, в состав которой вошли от военных властей капитан Крыжановский и подпоручики Путилин и Суворов, от жителей завода монархист Валов, кадет Крестников и правый с.-р. Смирнов. Разборы дела были так безпристрастны, что уже на что кажется благонамеренные люди, как Смирнов и Крестников, и те в первые дни занятий комиссии под каким то благовидным предлогом сложили с себя “почётное звание” и вышли из состава комиссии. От населения в ней были только статистами, все дела разбирались и решались одними офицерами. На допросах арестованных для “чистосердечного” признания пороли нагайками на глазах чинов комиссии. С допросов товарищи возвращались избитыми и почти все со смертными приговорами. Первыми жертвами этого Шемякина суда были товарищи Эдман и Дружинин. Первый был служащим земельного отдела совета, а второй председатель цехового комитета завода бывшего Бердникова. Расстреляны они были утром 11 декабря.
Начиная со второй недели царствования в Кушве, комендант Киселёв, игнорируя даже услужливую следственную комиссию, стал решать дела арестованных единолично. Для всех арестованных, прав-ли, виноват-ли арестованный, он ввёл норму порки. Каждый арестованный тот же час после ареста получал 50-75 ударов плетьми. Порки производились в доме заключения на глазах у арестованных под наблюдением вечно пьяного прапорщика Чадова, который получил от заключённых кличку Малюты Скуратова. Это был палачь по призванию, своё позорное дело он делал утончённо-артистически, всяческими способами увеличивая муки истязаемых. Истязания он разделял на сроки – дадут 10 ударов, затем пауза минут пять и так далее. Исполнив приказание Киселёва, т.е. дав назначенное им число ударов, Малюта пьяным голосом заявлял: “Не отступлю от принципа, от меня двадцать пять”, – и истязания снова начинались. Подобные кошмары происходили почти без перерыва ежедневно.
Около половины декабря начались массовые расстрелы. Каждую ночь арестованные прощались [с] десятками товарищей. Были ночи, когда расстреливали партиями до сорока человек. Расстреливали людей через несколько часов после ареста без какой бы то нибуло комедии суда или допроса, а просто схватили и расстреляли. Чтобы быть расстрелянным, достаточно было кому либо заявить, что вы коммунист. Расстреливали и женщин, так погибли тов. Чекасинов с женой, [7об] […]арков с женой, Фадеев с дочерью и друг.
Всех расстреливаемых, отделив от других арестованных, тут-же на глазах у остающихся раздевали, оставляя в одном белье. Всё верхнее платье и обувь тут же делилось палачами, и раздетых смерников в декабрьские морозы везли на подводах к месту казни к горе Благодать, к шахтам на Половинку. Расстреливали, не стесняясь, и днём, были случаи, когда раздетых смертников к месту казни везли по улицам завода часов в девять утра.
Среди расстрелянных, кроме мужчин, были и мальчики-подростки, как например железнодорожники Трубников и Безухов.
Вакханалия массовых расстрелов продолжалась в течение всего декабря и января месяцев, особенно при коменданте завода Киселёве, Путилине и Медведеве. О числе расстрелянных можно судить по тому, что только из одной камеры, где сидел автор этой заметки, за один декабрь было расстреляно семьдесят два человека, камер же в здании было шесть, а домов заключения в Кушве три. По самому скромному подсчёту белогвардейцами за время их царствования в Кушве расстреляно около 2000 человек.
В заключение не могу не заклеймить позором бежавших в настоящее время с белыми граждан Кушвы коммерсанта Мазина, почтовых чиновников Варламова и Савина, офицеров из местных жителей Переверзева и Осинцева, и железнодорожников Ефремова, Воробьёва и Борисова, служивших добровольными сыщиками, и по заявлению которых были расстреляны тов. Смирнов, Петров, Чирков, Партных, Моложников и другие, и многие, как тов. Головских, Батаков и Масленников подверглись заключению и истязаниям.
Спите мирно, почившие, освобождённый пролетариат Урала справит по вам достойную тризну.
Каюрин
Ст. Гороблагодатская
А.В. Каюрин
5-ІХ-1919 г. [8]
ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.201.Л.1-8.
